Онлайн журнал для всех — дофоллоу блог девушки

Связка понятий «рыба» и «Атлантика» может серьёзно встревожить обывателя. Ведь атлантическая сельдь считается у нас самой «народной». На самом деле поводов для паники нет и дефицит селёдки нам не грозит (промысел в зоне, о которой речь, мы фактически не вели). Зато есть повод вспомнить, какую роль играла селёдка в нашей истории.

Соль вопроса

Это покажется странным, но до поры сельдь в России популярна не была. В Белом и Баренцевом морях, берега которых были освоены Новгородом Великим ещё в XII веке, её, конечно, ловили. Но без особой охоты. Зачем нужна селёдка, если полным-полно лосося, нельмы, осетра, белуги, севрюги, стерляди, щук? Взять хоть «Домострой» — книгу, дающую представление о рыбном столе наших предков. Он получил распространение в середине XVI века, но составлен был, судя по всему, столетием ранее, причём в Новгороде. Сельдь там упоминается 18 раз, а вот осётр — 60 раз. И примерно столько же упоминаний приходится на каждую из других рыб.

Другое дело, что был один особенный вид сельди, который считался чуть ли не более желанным, чем самая лучшая стерлядь. В «Домострое» о нём говорится так: «сельди немецкие». Сейчас она в изобилии водится в наших магазинах — солёная. А в те времена эта солёная рыба входила в категорию статусных импортных продуктов. Но с чего вдруг такой пиетет? Неужели самим было трудно эту рыбу засолить? ­Оказывается — трудно. В XIV веке с полуострова Сконе, что тогда принадлежал Дании, ежегодно вывозилось до 300 тыс. тонн сельди. Торговлю эту контролировал Ганзей­ский союз, прообраз нынешнего ВТО. И у этого союза не было проблем с главным — с солью. Лучшая во всей Европе соль добывалась в ганзейском городе Люнебурге, и до трети её отправлялось в Сконе для селёдки.

А русские земли в то время крепко сидели на соляной игле — из-за скудости отечественных подземных соляных растворов своими силами удавалось покрыть лишь четверть потребности. Всё остальное — импорт. Причём непостоянный — в течение XV века запрет на торговлю солью с Русью вводили каждые 6–7 лет. И тут уж не до разработки технологии соления сельди.

На голландский манер

Лишь в XVIII веке ситуация стала выправляться, а соляной независимости России удалось достигнуть к середине XIX века. Русские понимали, что иностранцы бессовестно взвинчивают цены и надо пытаться как-то выкручиваться.

И в 1747 году коммерц-коллегия Архангельска получила высочайшее повеление выловить пробную партию беломорской сельди и засолить её «голландским манером». Очень кстати тут подоспело и начало разработки Илецкого месторождения каменной соли в Оренбургской губернии. Партия сельдей прибыла в Петербург и была сочтена настолько хорошей, что государство решило вложиться в промысел. Однако устройство промысла было поручено ино­странцам — уроженцу Гамбурга Кейкну и купцу Рору. И у них не вышло ничего. Через несколько лет госпред­приятие оказалось разорённым. Автор труда «Север России» Михаил Сидоров в 1866 году полагал: «Промысел этот подавлен в самом зародыше происками иноземцев, властвовавших в архангельском порте помощью своих агентов и комиссионеров».

Вторая попытка была сделана в 1804 году. Некий архангельский мещанин Звягин, освоив голландский посол беломорской сельди, умудрился представить несколько бочонков тогдашнему министру коммерции графу Николаю Румянцеву. Тот пришёл в восторг — из казны на создание Беломорской сельдяной компании было выделено 263 тыс. рублей. Сам граф вложил ещё 42 тыс. А при ­учёте распроданных акций общий капитал компании составил 444 тыс. рублей. Кроме того, ей бесплатно выделялась Екатерининская гавань в Кольской губе. Однако во главе компании снова по­ставили иностранца — голландца Добекера. Тот в момент выписал из Голландии 15 мастеров-­солильщиков, хотя достаточно было бы трёх. Как потом выяснилось, это были его родственники…

Но основной урон нанесло не воровство иностранных специалистов. В 1806 году компания потеряла трёхмачтовое судно. Корабль, шедший под французским флагом, захватил и сжёг его. Однако экипаж русского судна, высаженный на берег, уверял, что корабль-захватчик был английским. А в 1809 году англичане уже в открытую напали на Екатерининскую гавань, захватили все промысловые суда, запасы сельди и соли, а солильни и мастерские уничтожили.

А в 1853-м началась Крымская война, и через год англичане вовсю хищничали в Белом море. Однако прекращение поставок импортной сельди из-за войны внезапно обернулось победой.

Ответ «Бешенки»

В Каспии и Волге, уже в середине XVI века ставшей русской рекой, в изобилии водилась одна интересная рыба. Русские ею брезговали, поскольку та во время нереста билась, как в падучей болезни. Называли её «бешенкой», причём считалось, что есть её нель­зя, не то сойдёшь с ума. Другое название этой рыбы намекало на злые чары, которые деревенские колдуны называли «заломом».

Узнали? Да. Это знаменитый каспийский залом — сельдь исключительных качеств, которую тем не менее столетиями брезгливо перегоняли на жир. Однако в 1853 году академик Карл Бэр предпринимает свою первую экспедицию на Каспий. Её участник, естествоиспытатель Николай Данилевский, потом вспоминал: «Бэр старался объяснить промышленникам, что рыба, так презираемая ими, принадлежит к роду сельдей и может быть также приготовляема. Гг. Кожевников и Недорезов послушались этих советов и стали приготовлять эту бешенку как сельди. Это было в 1853 и 1854 годах. Сбыту её помогла война, прекратившая подвоз иностранных сельдей к балтийским портам…»

Волжская сельдь «правила бал» на нашем рынке до середины XX века. А с 1904 года потихоньку стали организовывать промысел и в Тихом океане — теперь олюторская сельдь не менее желанна для знатоков, чем каспийский залом… Однако русский промысел сельди кое-кому в Европе по-прежнему стоит поперёк горла.